На выставке театрального художника Андрея Непомнящего «Театр, где я настоящий» (фойе офисного здания СТД РФ) вниманию искушенной столичной публики были представлены эскизы сценографии, снимки макетов и фотографии из спектаклей художника, жизнь которого прошла далеко от Москвы.
Мемориальный характер выставки дает право чуть расширить рамки обычного отзыва...
Андрей Валерьевич Непомнящий (16.02.1963 – 25.02.2014) родился в Хабаровске. Окончил Хабаровский Государственный институт искусств и культуры, отделение театральной режиссуры, курс В.И. Павленко (1984). Работал художником-постановщиком в Молодежном театре г. Амурска (1984-1990), главным художником Амурского областного театра драмы Благовещенска (1991-1993). С 1994 стал главным художником Хабаровского краевого музыкального театра.
Почти что в каждом театре Дальневосточного региона остались его спектакли: «Месье Амилькар» И. Жамиака, «Синее небо, а в нем облака» В. Арро, «Пятница» Л. Петрушевской, «Дон Жуан» Э. Радзинского (Молодежный театр, Амурск); «Живой труп» Л. Толстого (Амурский областной театр драмы); «Фиалка Монмартра» И. Кальмана, «Ханума» Г. Канчели, «Цыганский барон», «Летучая мышь» И. Штрауса, «Моя жена – лгунья» В. Ильина, «Парижская жизнь», «Прекрасная Елена» Ж. Оффенбаха, «Брак по-американски» В. Колло, «Проснись и пой» Г. Гладкова, «Бабий бунт» Е. Птичкина, «Прелести измены» М. Самойлова, «Волга-Волга» И. Дунаевского, «Дюймовочка» В. Ермошкина, «Прости мои капризы!..» на музыку французских композиторов из репертуара Э. Пиаф, М. Матье, С. Адамо, Ш. Азнавура, Джо Дассена, «Аристократы поневоле» на музыку итальянских композиторов (Хабаровский краевой музыкальный театр); «Театр боевых действий барона Мюнхгаузена» Г. Селигея, М. Туханина, «Блин-2» А. Слаповского, «Валентин и Валентина» М. Рощина, «С любимыми не расставайтесь» А. Володина (Хабаровский ТЮЗ); «Маленький принц» А. де Сент-Экзюпери (Хабаровский краевой театр кукол). Сотрудничал с театрами Южно-Сахалинска, Комсомольска-на-Амуре, Владивостока, Новосибирска, Белгорода, Самары...
Художнику посчастливилось встретить своего режиссера и единомышленника. Творческий тандем Андрея Непомнящего с режиссером Юлием Гриншпуном дал жизнь спектаклям, вошедшим в золотой фонд истории Хабаровского театра музыкальной комедии: «Моя прекрасная леди», «Холопка», «Парижская жизнь», «Цыганский барон», «Любовь и разлука», «Марица»... Из воспоминаний Андрея Непомнящего запомнилось главное: «Гриншпун требовал всегда одного — знаний, профессионализма. Чтобы с самого начала художник схватил эпоху, стиль автора, Венгрию от Австрии мог отличить. Всегда хотел удивить, озорство должно было присутствовать, требовал изобретательности и от художника. Чего стоит наш паровоз с тремя вагонами, которые ездят по всей сцене, проезжают под декорацией-конструкцией Эйфелевой башни, возят людей в „Парижской жизни“?»
Будет уместно напомнить о ранге художника:
Заслуженный работник культуры РФ. Лауреат Премии Правительства Российской Федерации в области культуры (присужденной членам постановочной группы спектакля Хабаровского ТЮЗа по сказке А.С.Пушкина «Сказка о Золотом петушке», 2010). Номинант премии «Золотая Маска» в категории «Лучший художник» за сценографию спектакля «Малыш» М. Ивашкявичюса (Хабаровский ТЮЗ, 2010). Участник лаборатории театральных художников России под руководством С. Бенедиктова (2006)... казалось бы у художника самое время для демонстрации творческой зрелости, но... судьба решила иначе, приступив к работе над спектаклем в Магаданском театре, полный творческих планов и замыслов художник в свои пятьдесят с немногим лет ушел из жизни...
Выставка сознательно ограничена рамками одного города и – в этом есть своя привлекательность — практически посвящена творчеству художника для театров своего родного Хабаровска: почти половина (одиннадцать) выставленных работ — это эскизы и фотографии к спектаклям Хабаровского краевого музыкального театра в котором он проработал главным художником два десятилетия, к которым добавлены эскизы к постановкам Театра Юного зрителя и Краевого театра драмы и комедии.
Мастер с элегантностью мэтра обнаруживал разные стороны своего таланта. Он был способен не повторяться, варьировать свой стиль от фантазий в духе модерна до выразительности конструктивизма, сбрасывать одежды бытового театра, для того, чтобы сменить психологический вектор на метафоры постмодерна.
Здесь и эскизы сценографии спектаклей Хабаровского краевого музыкального театра к оперетте Ференца Легара в двух действиях «Веселая вдова» (2008; реж.-пост. - Борис Кричмар) с изысканностью порталов и витражами в духе Ар Нуво, или броские «физиономии» разных автомобилей среди роскоши осеннего багрянца в "Марице" И. Кальмана (1995; реж. - Юлий Гриншпун) или выразительное сочетание визуальных картин на фоне архитектурного пейзажа в спектакле «Проснись и пой» (2005; реж.-пост. Вадим Паршуков), или «театр в театре»... сцена кабаре в обрамлении эстрадного занавеса в густых складках с вкрапленными яркими лампами в портал, ступени лестницы, цилиндрические станки с подсветкой, наконец, умилительные розовые чехлы-скатерти с рюшками у пола для гангстер-шоу «Безумная семейка» по пьесе Альдо Николаи «Генеральная репетиция» на музыку итальянских опер и американских мюзиклов (2011; реж.-пост. Анна Фекета /Москва).
Художник одинаково чувствовал и юмор и драматизм, восточную роскошь и европейский лоск, античную стройность мифологии и чеховскую мизантропию. В его работах просвечивала любовь к Бенуа и Сомову, конструктивизм Татлина и дробность Тышлера, он был увлечен геометрией Мейерхольда и лиризмом Шагала, чувствовал динамику авангарда и прелесть классицизма, не чуждался и пряности кафешантана, а некоторые его работы исполнены холодного почти марсианского космизма... во всяком случае сценография А. Непомнящего скорее исповедь личного умонастроения, чем прагматика утилитарного оформления сцены.
Темный фон нескольких десятков работ, развешанных по обеим сторонам коридора СТД, превращает экспозицию в уходящую длинную аллею, словно подсвеченной архитектуры, издалека смотрящуюся ажуром как прожилки листвы. В первую очередь обращают на себя внимания архитектурные построения и их сломы, фрагменты, фронтоны, детали и их множащееся количество, определенная угловая фокусировка, оптические наслоения, словно диорамные вариации одной и той же сцены.
Перед нами архитектор пространства, сочинитель объемов.
Важным стимулом для творчества сценографа стал известный киномастер Леонид Квинихидзе («Соломенная шляпка», «31 июня», «Мэри Поппинс», «Крах инженера Гарина» и др.), возглавивший художественное руководство Хабаровского краевого музыкального театра летом 2010 года. До Хабаровска Квинихидзе работал в Новосибирске, но как различны два «Фигаро...». Постановку хабаровского «Фигаро здесь!» режиссер подчеркнуто отделил от работы, придуманной и поставленной в стиле комедии дель-арто в Новосибирске. Квинихидзе вместе с Андреем Непомнящим решил спектакль в стиле модерн, переместив действие в начало XX-го века, где актеры ездят по сцене на машине и велосипеде. Где во время действия розовые пачки кордебалета вместе с балетным станком уплывают вверх, превращаясь в огромные цветочные бутоны на фоне дальнего плана Собора La Sagrada Familia. Этот «задник» художника Андрея Непомнящего в шутку прозвали: «Наш МГУ...».
Образцом волшебной мизантропии художника стал эскиз сценографии мюзикла «Фигаро здесь!» по мотивам комедии Пьера Бомарше и оперы Джоаккино Россини «Севильский цирюльник». Неоготический абрис сценографа впечатляет своей тонкостью, чувством атмосферы, насыщая некой грустью ночной фон условных архитектурных сооружений и деталей «Барселоны» от Антонио Гауди-и-Корнета с перспективно удаляющимися по диагонали, повторяемыми фрагментами особняка — Дома Бальо (Casa Battlio), известного как «Дом Костей»" и "Зевающий дом" — здесь и два яруса остова, где опоры напоминают берцовые кости, и башенка с крестоцветом, вырастающим из основания схожего с чесночной головкой, и крыша с разноцветной черепицей-чешуёй. А вкрапления рисунков мозаичных панно и витражей в стиле каталонского модерна отсылают еще и к рисункам Жузепа Пелегри.
Кстати, гораздо раньше весьма похожий рисунок облицовки дома Гауди в традиционной каталонской технике – бело-синюю плитку для внутреннего двора Бальо мы встретим на эскизе сценографии к спектаклю «Астрономия любви» («Звезда по имени Мона») для Хабаровского краевого музыкальный театра (2005; реж.-пост. Борис Кричмар).
Вообще тяга к экзотике была в крови художника.
Скорее всего там в заоблачных странствиях А. Непомнящий находил свое истинное пребывание, координаты романтики и бренности.
Похожий прием с перспективно удаляющимися, повторяемыми фрагментами мы замечаем на двух эскизах сценографии к оперетте Ф. Зуппе «Галатея» (Хабаровский краевой музыкальный театр, 2006; реж.-пост. Борис Кричмар). На переднем плане на колоннах ионического ордера монументально покоится архитрав, далее вглубь клином - повторяясь и пропорционально уменьшаясь – идет перспектива из множества миниатюрных фронтонов. По центру скульптура Галатеи, «одетая» строительными лесами. На другом эскизе видна работа художника с линиями, овалами, натяжением; при внешней геометричной выверенности и лаконичности форм содержательно работа более игрива и иронична: фронтоны с помещенными на них масками, повиснув в воздузе, приближены, укрупнены, фризы прорисованы сюжетами. Да и постаменты для скульптуры существенно увеличили высоту.
Что ж, вняв мольбам Пигмалиона и вдохнув жизнь в прекрасную статую, богиня Афродита превратила величавое творение мастера в земную женщин Галатею, которая спустившись с пьедестала оказалась совсем иной, нежели предполагал ее создатель..
Если боги хотят наказать человека, они дотошно исполняют его мечты и не дают шанса передумать.
Постепенно – шаг за шагом – мы проникаемся сумрачной меланхолией мастера, не так уж праздничны и волшебны его работы даже к самым солнечным пьесам.
Если герои «Севильского цирюльника» оказались среди каталонской архитектуры, то на эскизе сценографии к комической опере И. Штрауса «Ночь в Венеции» (Хабаровский краевой музыкальный театр, 2009; реж.-пост. Василий Вавилов) узнаваемы детали несколько торжественного венецианского пейзажа, драматично подсвеченного вечерней синью, арки, лестницы, мостики облицованные рустом, стены домов, словно с облупленной мозаикой и цветными кирпичами, светящиеся квадратики окон, украшенная флажками площадь, уходящая вдаль улочка, огромная желтеющая луна за арочными конструкциями, силуэты качающихся на воде гондол. Красота Италии словно бы покачивается на волнах мироздания, она неустойчива и внушает тревогу.
Выставка продумана, и дает панораму сценического творчества с разных точек.
Часть работ дала возможность увидеть несхожие прочтения исторических аспектов в постановках. Так замок Шинон 1183 года в драме Джеймса Голдмена "Лев зимой" (Амурский областной театр драмы. Благовещенск, 2007: реж.-пост.- Ринат Фазлеев) на эскизе художника — вневременное пространство «исторической драмы» с цветовой оппозицией убранства задника – красные и черные лоскуты, соединенные между собой веревками, словно кровавая символика вражды и одновременная агрессия геометрии: четкость линий, острота треугольников, зловещие королевские кресла с высокими зарешеченными спинками.
Трагизм всегда просвечивал в работах хабаровского сценографа.
Ввиду того, что на том месте здания Хабаровского театра драмы, (где разместилась новооткрытая Малая сцена), в 1930-х годах базировался ведомственный клуб НКВД, руководство театра решило, что первый спектакль будет посвящён теме сталинских репрессий. Тут важным был именно документальный посыл. Вот почему камерный спектакль о застенках НКВД 1938 года в сценографии к драме Виктора Калитвянского "Возчик" (Хабаровский краевой театр драмы и комедии, 2014; реж. Владимир Паршев) весьма детально и скрупулезно передал обстановку того времени. Многозначность эпохи подана на сцене как выписки из мартиролога жертв: карта, сталинский портрет на стене, стол с обязательным зеленым сукном, кожаный диван, шкаф, старинная «дореволюционная» пишущая машинка и большое красное колесо, которое время от времени начинает вращаться и отчасти заставляя вспомнить роман-эпопею Александра Солженицына «Красное колесо» о России 1914—1917 гг.
Между тем замысел сценографа на станковой работе расматриваешь иначе.
Так на оригинальном эскизе Андрея Непомнящего при остальном совпадении общих деталей – четко и броско - выделяются четыре колеса разного размера из неокрашенного дерева и лежащие отдельно оглобли. Эта разломанная триумфальная колесница побед сигналит о другом триумфе, триумфе смерти... где «возчик» может быть прочитан и как вождь, и как Харон, и как всадник из Апокалипсиса.
Неспешный шаг вдоль экспозиции открывает и другие оттенки.
Попадаются варианты явного непопадания поэтичного атмосферного эскиза со сценическим наполнением, когда станковая работа художника намного графичней, изящнее и тоньше, например, благодаря сетчатым ширмам, разноуровневым площадкам, или отливающему цвету металла. Чары измен с точки зрения мастера – подобны попутному шаловливому ветерку метаморфоз. На сцене же, эксцентричный мюзикл Марка Самойлова «Прелести измены» по мотивам пьесы Дарио Фо «Свободная пара» (Хабаровский краевой музыкальный театр, 2006; реж.-пост. Борис Кричмар) больше привносил на сцену фарсовую природу, потешаясь над верностью и акцентируя комическую сторону неверности.
Без ощущения музыки, ритма и без чувства юмора никакая сценография невозможна. Андрей Непомнящий всегда помнил об этом.
На фотографиях спектакля — лирической комедии Владимира Арро «Пять романсов в старом доме» (Хабаровский краевой театр драмы и комедии, 2002; реж. Владимир Паршев) мы видим старый петербургский дом хранящий память о роковом печальном событии, в котором проживает семья военного отставника. В хотя в квартире ремонт, бардак, броская брутальность перемен, но что-то подспудное музыкальное, нечто ностальгическое, щемящее пронизывает этот перенесенный во времени интерьер под музыку Моцарта.
Вот еще несколько снимков уже reality драмы Мариуса Ивашкявичюса «Малыш» (Хабаровский ТЮЗ, 2010; реж. - Константин Кучикин) спектакля - номинанта Премии «Золотая Маска» 2011 г. – «Лучшая работа художника», действие которого разворачивается попеременно в Сибири и в Литве в 1920-е и в 1940-е годы. С пространством создающем движение, дорогу, где присутствуют чемоданы, передвигаются путники со скарбом, где присутствует желоб, по которому льется вода, идут письма-яблоки, где очень выразительна сцена с влетающим, прорывая стену, прозрачным шаром, в котором ребенок кажется живой икринкой.
Ощущение хрупкости жизни придает работам печальный шарм.
Казалось бы лирическая, детская сказка для взрослых, взрослая межпланетная выдумка для детей Антуана де Сент-Экзюпери «Маленький принц» (Хабаровский ТЮЗ; реж. – Константин Кучикин) лишена всяких примет приземленности – однако на эскизе печальная и дискомфортная аура, от кирпичных стен Театрального дворика веет холодом и заставляет зябнуть людей в белых плащах и шляпах, с чемоданами в руках. Новая версия «принца» аскетичнее, оформление, созданное из шелка, и обломков фанерной декорации и песка оставляет пространство совершенно неуютным. Когда в финале Маленький принц вслед за скользящим лучом софита поднимется по пожарной лестнице, возникнет ощущение его перехода на небо, откуда он, прощально махнув рукой, исчезнет за теплым светом окна, которое тут же погаснет. Это не небо французского летчика Сент-Экзюпери, не потолок мужества, а марево луны, усыпанное блестками пудрой Пьеро...
В заключении стоит сказать, что спектаклем "Звезда Рождества" Леонид Квинихидзе воплотил свою мечту, которую задумал еще четверть века назад. Хотя часть актеров – по сторонним причинам — отказалась участвовать в действе. Режиссер задумал постановку поэзии Пастернака как драмы веры в век революций. Между тем в эскизах к музыкальной истории-притчи Бориса Синкина на стихи Бориса Пастернака (Хабаровский краевой музыкальный театр, 2011) не сразу и распознаешь сгусток евангельских историй о тайне рождения Христа, сумму теологии, облеченную в форму сценического действа, в ходы ритуальной обрядовости поданной через поэтику Бориса Пастернака, сквозь его историю из романа «Доктор Живаго»... Над серым цветом пыльных камней под стягивающими металлическими решетками, обретающими смутные очертания крестов, с грозовыми всполохами и разрядам молний-пульсаций и одновременной кристаллизации чуда, словно протягивается нить от красочной сказочности Рождества к приподнятой атмосфере экзальтации Богоявления, багровеющий шов-рубец от уютного Вифлеемского стойла к симфоническим каскадам Распятия и Апокалипсиса.
Не случайно танцевально-пластические эпизоды словно нанизываются на стержень от «Хора оживающих камней» к «Колыбельной и оживающей иконе Андрея Рублева», от «Адажио теней и мерцающих звезд в Гефсиманском саду» к «Танцу человеческих рук сквозь тюремную решетку». Тут объединяется и разделенность сценического пространства «Божественная сфера — земная реальность» с восходящими в условные дали декорационными конструкциями, и сдвигающиеся / раздвигающиеся фрагменты зданий, отправляющие то в хитросплетенный мир восточного базара, то в Вифлеемский двор, то к крестам на Голгофе. Так начальная картина разбросанных в пустыне бесформенных обветренных глыб в финале спектакля символически собирается в белоснежный Храм с золотыми куполами.
Тревожный и красочный мир художника Андрея Непомнящего исполнен высокого драматизма и сигналит нам о том, с какой скоростью сгорал этот мастер, напоминающий своим росчерком-швом падающий метеорит в ночи.
P.S.
Последний – феерический трагически-волшебный – эскиз к неосуществленной постановке, как набросок к тому что осталось невоплощенным... напоминание о недостижимом...
март, 2015 г.
© Ирина РЕШЕТНИКОВА
(авторский вариант)
Текст в редакционной правке опубликован:
Даль вблизи // Сцена, журнал по вопросам сценографии, сценической техники и технологии, архитектуры, образования и менеджмента в области зрелищных искусств. - 2015. - №2(94). - С. 53-55. - (Выставки).